28 февраля в Большом зале Петербургской филармонии с участием Заслуженного коллектива Академического симфонического оркестра прошел абонементный концерт из цикла «Диалоги на заданную тему». Вести «диалог» со слушателем в последний день зимы взялся московский дирижер Феликс Коробов, а «заданной темой» стал австрийский город

Феликс Коробов достаточно регулярно выступает в Петербургской филармонии, каждый раз представляя публике продуманную, осмысленную и интересную программу. В этот раз оказавшийся в центре внимания Линц стал отправной точкой для перекличек между классицизмом и романтизмом, между театром человеческих страстей и величественным храмом природы, между сиюминутным и вечным.

«Линцская» симфония Моцарта KV 425, прозвучавшая в первом отделении концерта, была написана Вольфгангом Амадеем за считанные дни поздней осенью 1783 года, во время остановки по пути в Вену из Зальцбурга, куда он ездил вместе с молодой женой. 31 октября Моцарт пишет письмо своему отцу о том, что 4 ноября он будет давать в местном театре «академию», для которой «сломя голову» пишет новую симфонию. Несмотря на поразительную скорость создания шедевра (за три дня написать симфонию, расписать партии и разучить их с оркестром), в стройном, аполлонически ясном и строгом цикле мы не найдем даже намеков на какую-либо небрежность или спешку. Парный оркестровый состав с участием труб, культивируемая во всех частях, кроме менуэта, сонатная форма плюс медленное вступление к первой части по гайдновскому типу – следуя сложившимся к тому времени канонам жанра, Моцарт силой своего гения «оживляет» темы симфонии, заставляя их, подобно оперным героям, вступать во взаимодействие между собою.

Имея богатейший опыт работы оперным дирижером, Феликс Коробов органично и тонко чувствует саму театральную суть музыки Моцарта, особенности его симфонизма, построенного на постоянных перекличках и резких переключениях внутри самой оркестровой ткани. Представленная на суд петербургской публики интерпретация, конечно, не попадала в каноны «аутентичного» стиля, но была достаточно строгой и по-своему захватывающей. Темы симфонии подобно персонажам судьбы появлялись на сцене жизни, разыгрывая те или иные ситуации, над которыми царил дух глубокой мудрости и, вместе с тем, живой радости.

Прозвучавшая во втором отделении концерта Первая симфония Антона Брукнера, конечно, оказалась прочнее связана с Линцем, нежели моцартовский шедевр. Вызывавший полемику у своих современников чудаковатый австрийский симфонист сочинил свою Первую симфонию, когда ему было уже больше сорока лет. Как и другие симфонии Брукнера, Первая имеет несколько оркестровых редакций. Феликс Коробов выбрал для своего выступления так называемую «линцскую» редакцию, появившуюся после премьерного исполнения этой вещи в 1866 году в Линце. Симфонии Брукнера, к сожалению, не частые гости на российской сцене. Но в прежние времена его творчеством активно интересовались Геннадий Рождественский, несколько раз исполнивший и записавший весь цикл, и Евгений Мравинский, чьи трактовки поздних брукнеровских шедевров до сих пор вызывают искреннее восхищение. Так что появление в петербургской афише Первой, до-минорной симфонии стало данью славной традиции.

С самых первых звуков Коробовым были заданы нужный настрой и темп. Равномерная пульсация у альтов, виолончелей и контрабасов, на которые накладывались робкие реплики струнных, была подобна шагам грозной судьбы. Стены волшебного моцартовского театра исчезли, и открылся продуваемый свежими ветрами грандиозный горный пейзаж с расположенным внутри него храмом. Перед дирижером стояла весьма непростая задача включить и оркестрантов, и зрителей в борьбу сверхчеловеческих стихий, бушующих в музыке Брукнера, с которой он достойно справился. Благодаря продуманности концепции, симфонию действительно было интересно слушать, то попадая в яростный ураган бушующего скерцо (энергичный, словно высекающий искру, жест Коробова), то замирая в созерцании величественных картин, то внимая жалобным репликам деревянных духовых и струнных. Финал брукнеровской Первой с его директивными унисонами в чем-то перекликался с торжественным началом «Линцской» Моцарта (вплоть до совпадения тоники «до»), и тем интереснее было ощутить метаморфозу стройных классицистских колонн в корявые и заостренные вершины гор. Моцартовская вера в гармоничное мироустройство сменилась ощущением микроскопичности человека перед лицом гигантского непознанного мира. Прошедший концерт, во многом благодаря мастерству дирижера, еще раз доказал, что диалог между стилями и эпохами продолжается и вряд ли когда будет закончен.

Егор КОВАЛЕВСКИЙ