Ранней весной 1941-го у Большого зала филармонии, как обычно, выстроилась очередь: продавали абонементы на следующий сезон. Где-то далеко, в Европе, уже вовсю шла война. Но в отпечатанных абонементных книжках ни следа тревоги. На сезон 1941/1942 запланированы циклы к юбилею Моцарта, симфонический абонемент с приглашенными дирижерами – москвичами Кириллом Кондрашиным и Василием Небольсиным, недавним немецким подданым Лео Блехом: в 1938-м, спасаясь от режима нацистов, он бежит в Прибалтику и теперь числится в анонсе как рижский гастролер. Разумеется, в каждом абонементе – концерты Евгения Мравинского. К концу июня станет понятно, что всего этого в Большом зале в ближайшее время не будет.

В августе оркестр Мравинского и большинство сотрудников филармонии отравляются в эвакуацию в Новосибирск. Первый военный сезон в Ленинграде начнется уже без них.

Главным героем концертов филармонии становится дирижер Карл Элиасберг и оркестр радиокомитета – единственный симфонический коллектив, оставшийся в блокадном городе.

Симфонический сезон начнется 12 октября 1941 года программой из Глинки, Глазунова и Чайковского. Но еще 14 сентября 1941-го, через четыре дня после начала блокады, Большой зал впервые после летнего перерыва открывает двери для публики. В архиве филармонии не сохранилась программка этого концерта. Но из других источников известно, что выступали Михаил Зощенко, солисты театра им. Кирова – певцы Владимир Касторский и Валентин Легков, балерина Ольга Иордан, играл свои прелюдии Дмитрий Шостакович. Позднее композитор будет вспоминать, как шел пешком на площадь Искусств, и уже за несколько кварталов прохожие останавливали его и спрашивали, «нет ли билетика»!

Страшные блокадные будни, известные нашему поколению по кадрам хроники, и красный бархат филармонических кресел сложно сочетаются даже в воображении. На фотографии концерта пианиста Александра Каменского в октябре 1941 года публика нарядная, оживленная. Потом слушателям разрешат посещать концерты в верхней одежде. И не только потому, что зал не отапливается. Так, в одежде, быстрее спуститься в бомбоубежище в случае налета. Пережившая первые месяцы блокады Ирина Тудоровская, в то время студентка музыкального училища, писала:

«Помню один концерт. Во время отделения мы два раза спускались в бомбоубежище. Но после отбоя воздушной тревоги концерт продолжался. Пели тогда Плешаков и Софья Петровна [Преображенская]… Пела она арию Иоанны из «Орлеанской девы» и последнее «ля» («…и не придет к вам вечно, вечно!») спела на октаву ниже. Не хватило сил и дыхания: уже начинался голод. После концерта она сказала нам: «Ребятам еще есть немного куриного бульона, а дальше не знаю, что будем есть». 

Нетопленный белоколонный зал закроют на несколько месяцев. В январе прекратятся репетиции и выступления симфонического оркестра и на радио. Элиасберга и его жену, пианистку Наталью Бронникову, спасая от дистрофии, привозят на санках в диспансер, располагавшийся в гостинице «Астория». Но уже 30 марта 1942 года Элиасберг собирает поредевший коллектив на первую репетицию – филармонические программы продолжатся в Театре драмы имени Пушкина (Александринском). Первый после вынужденной паузы концерт намечен на 5 апреля. Накануне был сильный обстрел, и никто не уверен, что публика не испугается и соберется в театре. Но музыкантов встретил переполненный зал. Из филармонических документов известны и точные цифры: 1269 слушателей, 13200 рублей выручки за билеты!

 «Температура там была 7–8 градусов ниже нуля. Но люди плакали от волнения и радости. Упомяну, кстати, что у концертмейстера на голое тело был надет ватник, я надел на себя все, что уцелело из теплых вещей, а сверху – крахмальный воротничок!», – вспоминал Элиасберг.

29 апреля 1942 в городском управлении по делам искусств подписывают распоряжение о возобновлении работы Большого зала. С 1 мая концерты спешно переносят обратно в филармонию. С тех пор концертная жизнь в зале не прерывалась никогда. Разве что, в апреле-мае 2020, когда филармония, как и все культурные учреждения страны, оказалась закрыта на карантин…

В автобиографии, написанной в 1955 году, Карл Ильич Элиасберг подсчитает:

«Будучи единственным дирижером в городе-фронте, я продирижировал:

85 открытых симфонических концертов,

254 радиоконцерта,

54 оперных спектакля и ряд шефских концертов.

Кроме того, оркестр озвучил ряд хроникальных и документальных фильмов»

Большая половина открытых концертов – почти 50 – прошла в филармонии.

Уже в мае-июне 1942 оркестр Радиокомитета играет в Большом зале сочинения, рассчитанные на большой состав – Пятую симфонию Чайковского, Девятую («Из Нового Света») Дворжака. Но, когда в июле в Ленинград самолетом доставляют рукопись Седьмой симфонии Шостаковича, Карл Элиасберг приходит в ужас, понимая, что музыкантов в оркестре недостаточно, и взять их в осажденном городе неоткуда. Оркестрантов возвращают с фронта, выписывают им дополнительный паек – премьере симфонии Шостаковича власти придавали огромное значение. Но, как писала одна из участниц того концерта, Ксения Матус: «… если бы не Элиасберг, не его напористый, героический характер, никакого оркестра, никакой симфонии в Ленинграде не было бы».

9 августа 1942 года зал приветствовал музыкантов стоя. Исполнение Седьмой симфонии в блокадном городе стало отдельной страницей в летописи филармонии. 

Музыканты оркестра Радиокомитета нередко солируют в сборных программах Большого зала. Среди них и скрипач Лев Маргулис. Его дневник, изданный под названием «Человек из оркестра» станет одним из свидетельств блокадной жизни города. Никаких подробностей музыкальной жизни на страницах дневника не найти. Сначала это кажется странным. Но, вчитываясь в строки о приступах головокружения от голода, в тщательно выписанные хроники поисков «лишнего», сверх нормы, обеда и скупые, почти без эмоций, сведения о потерях среди знакомых, понимаешь – это и составляло повседневную жизнь и музыкантов, и их публики. Два часа музыки давали возможность отвлечься от реальности. 

О том, насколько востребованы были эти пару часов «без войны», говорит и поразительный факт открытия в блокадном Ленинграде нового концертного зала – Камерного зала филармонии в здании Театра марионеток на Невском, 52. Труппа Евгения Деммени в первый год блокады продолжала работать в городе, артисты выезжали на фронт, давали передвижные спектакли в госпиталях. В 1942-м уцелевшую часть «кукольников» вывезли в эвакуацию. А в пустующем здании на Невском с апреля начали проходить концерты «Общества камерной музыки», основанного по инициативе музыковеда Александра Оссовского и пианиста Александра Каменского.

В архивах осталось не так много свидетельств работы этого временного «малого зала» филармонии. Но сохранившиеся программы поражают отсутствием каких-либо скидок на военное время или расчета на «широкую публику». В здании Театра марионеток филармония продолжит периодически проводить концерты вплоть до открытия в 1949 году Малого зала имени Глинки. А сам Евгений Деммени выступит в Большом зале еще в 1944-м – в сборном концерте он разыграет свой известный «музыкальный» пародийный номер «Рапсодия Листа».

В блокаду в Большом зале выступают и артисты Театра Музыкальной Комедии – единственного театрального коллектива, оставшегося в Ленинграде. Своего бомбоубежища у Музкомедии нет, и в первые месяцы войны во время бомбежки они, прямо со спектакля, бегут в бомбоубежище филармонии. Потом Музкомедию разместят в помещениях Александринского театра. Имена солистов блокадного состава труппы знал весь город. Это Нина Пельцер, Анатолий Королькевич, Лидия Колесникова, Галина Семенченко, Валентин Свидерский. Это и Александр Орлов: когда-то, в другой, дореволюционной жизни, он танцевал Арапа на премьере «Петрушки» Стравинского в Париже, теперь он представляет сцены из оперетт «Продавец птиц» или «Свадьба в Малиновке» перед блокадной публикой….

Для многих артистов Музкомедии, изможденных от голода и усталости, военные годы станут «звездным» часом. Никогда больше публика не будет так страстно мечтать унестись мыслями вслед за героями незамысловатых оперетт Легара, Кальмана или Дунаевского.  Позднее пережившие блокаду ленинградцы будут вспоминать, как весной под обстрелами пробирались на Марсово поле наломать сирени для любимых артистов.