Кульминационным событием первого военного новосибирского концертного сезона, пришедшимся на самое его завершение, стало исполнение Седьмой симфонии Шостаковича, прошедшее в присутствии автора. Вначале концерт планировался на июнь. В газетах был даже анонсирован приезд в Новосибирск Дмитрия Шостаковича. Впоследствии планы изменились, премьера была назначена на 9 июля. Композитор прибыл в Новосибирск из Куйбышева 3 июля, когда репетиции симфонии уже начались. Участник премьеры, гобоист Г.И.Амосов вспоминал: «... на одной из репетиций дирижёр был как-то по-особому взволнован и частенько посматривал на часы. Кто-то из музыкантов сказал, что Мравинский ждёт приезда Д.Д.Шостаковича … Репетиция уже приближалась к концу, когда неожиданно дверь в зал Дома культуры робко приоткрылась, и музыканты увидели смущённо улыбающегося Д.Д.Шостаковича. Композитор не хотел мешать работе оркестра и, стараясь остаться незамеченным, сел в последнем ряду зала. Евгений Александрович тотчас же остановил репетицию и легко помчался по проходу между кресел навстречу своему другу. Оркестранты встали и зааплодировали». Возможно, именно на этой репетиции и было сделано знаменитое фото Шостаковича и Мравинского. 

В течение марта обсуждался вопрос о возможности воссоздать оркестр. В марте ситуация стала еще более трагической: двадцать семь человек умерло, большинство остальных было не в состоянии работать от истощения. Лишь шестнадцать членов коллектива к концу первого месяца весны оказались в состоянии работать. Коллектив нужно было фактически создавать заново.

Одним из принципиальных вопросов стало питание: руководство Управления по делам искусств гарантировало членам оркестра паек I категории – без усиленного питания музыканты просто не силах были бы работать. В эфире Ленинградского радио прозвучало объявление: «Просьба ко всем музыкантам Ленинграда явиться в Радиокомитет».

«Услышав объявление по радио, я взяла под мышку свою флейту и пошла. Прихожу, а там Карл Ильич Элиасберг, весь такой дистрофичный. Он мне сказал: "Больше на завод не ходи. Теперь будешь в оркестре работать". Нас сперва было мало. Кого-то привозили на санках, кто-то шел с палочкой», – вспоминала Галина Лелюхина.

Концертный сезон изначально хотели открыть в Филармонии – но там не было электричества. Тогда решили проводить концерты в театре им. А.С.Пушкина, где месяцем раньше начал выступать Театр музкомедии. Второго апреля 1942 г. «Ленинградская правда» в заметке «Открытие симфонических концертов» сообщила: «Управление по делам искусств при исполкоме Ленгорсовета готовит открытие цикла симфонических и эстрадных концертов. В состав симфонического оркестра, который будет выступать на концертах, вошли артисты ленинградских академических театров, филармонии и Радиокомитета, в том числе виднейшие музыканты – скрипачи заслуженный артист Республики В.А.Заветновский, С.А.Аркин, виолончелист К.М.Ананян. Дирижировать оркестром будет лауреат Всесоюзного конкурса дирижеров К.И.Элиасберг. Первый концерт состоится 5 апреля в помещении Театра имени Пушкина».

И 5 апреля оркестр Радиокомитета выступил перед публикой. «Мы заняли лишь одно отделение – оркестранты (да и дирижер) были еще слишком слабы», – писал Элиасберг. Но это был первый, и важнейший, шаг на драматическом и мужественном пути возвращения оркестра к Музыке, на пути возвращения самой Музыки в город, который, несмотря на смертные лишения, так ее ждал. Коллектив исполнил Торжественную увертюру Глазунова, танцы из «Лебединого озера» Чайковского, увертюру из «Руслана и Людмилы» Глинки. Билет были распроданы за два дня, хотя город непрерывно бомбили, донимала и вражеская дальнобойная артиллерия.

Решение об исполнении симфонии в столице, вероятно, было принято в течение нескольких дней после куйбышевской премьеры. 8 марта 1942 года Шостакович телеграфировал Ивану Соллертинскому о том, что, возможно, скоро приедет в Москву, где «предположено сыграть симфонию». Спустя три дня, 11 марта, в письме к Исааку Гликману композитор сообщал, что дирижер С. А. Самосуд уже вылетел в Москву, чтобы «сколачивать оркестр для симфонии». Вскоре в столицу прибыл и Шостакович; 21 марта он присутствовал на репетиции и дал небольшое интервью газете «Комсомольская правда», где, в частности, признался: «Я не предполагал, что моя Седьмая симфония – столь трудное для исполнения произведение, рассчитанное на большой оркестр, сумеет прозвучать в дни войны. <…> Бесконечно признателен и дирижеру, и оркестру, так хорошо сумевшим воплотить мой замысел». Одну из репетиций посетил и известный писатель-сатирик Е. П. Петров, оставив о ней воспоминания: «Посредине пустого зала, где-то в десятом или двадцатом ряду, опершись на спинку стула, сидел очень бледный и очень худой человек с острым носом, в больших светлых роговых очках, с ученическим чуть рыжеватым вихром на макушке. Вдруг он вскочил и, зацепившись за стул, как-то косо пошел, почти побежал к оркестру. Он с хода остановился у подножья дирижерского пульта. Самосуд наклонился, и они принялись горячо разговаривать. Это был Дмитрий Шостакович» («Литература и искусство», 4 апреля).

Для московской премьеры был собран Объединенный оркестр филиала Большого театра и Всесоюзного радиокомитета. В его состав вошли 130 человек, в том числе и известные музыканты: заслуженные артисты РСФСР альтист С. Н. Егорьев и скрипач М. И. Каревич, заслуженный деятель искусств М. Н. Тэриан, виолончелист С. Н. Кнушевицкий, гобоист Н. Н. Солодуев, трубач С. Н. Еремин, кларнетист А. В. Володин. Среди музыкантов были и друзья Шостаковича — участники Квартета имени Бетховена скрипачи Д. М. Цыганов, В. П. Ширинский и виолончелист С. П. Ширинский, впервые исполнившие многие камерно-инструментальные сочинения композитора.

Московская премьера была назначена на 29 марта 1942 года в Колонном зале Дома союзов. В этом, одном из крупных центров общественно-политической и культурной жизни столицы, с 1920-х годов проходили международные конгрессы, научные конференции, чемпионаты по шахматам. С началом войны здание на Большой Дмитровке, 1 превратилось в военный объект: здесь располагался штаб Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР, выполнявшей специальные задания по обороне центральной части города. В марте — апреле 1942 года, по окончании боевых действий под Москвой, Дом союзов вернулся к привычной деятельности. Московская премьера Седьмой симфонии Шостаковича стала одним из первых знаменательных культурных событий, прошедших на этой площадке.

Теперь к самому главному событию Куйбышевского периода Шостаковича – премьере Седьмой симфонии. Еще задолго до Куйбышевской – Самарской премьеры, 16 февраля 1942 г., в «Правде» была опубликована статья Алексея Толстого «На репетиции Седьмой симфонии Шостаковича».

Единственная известная подробность о том, как она «возникла»: композитор пригласил писателя, приехавшего в "запасную столицу" по служебным делам, на репетицию Седьмой симфонии. То, что Алексей Николаевич услышал на репетиции, в фойе Оперного театра, потрясло его до глубины души. 16 февраля 1942 г., через два дня после его приезда, статья А.Н. Толстого «На репетиции седьмой симфонии Шостаковича» была опубликована в газете «Правда». Ключевая фраза: «Седьмая симфония возникла из совести русского народа…».

Поздним вечером после триумфальной премьеры, «едва умолкли торжественные звуки вдохновенной Седьмой симфонии», состоялась встреча композитора с оркестром и коллективом Большого театра. «Все, что возможно было дать в исполнении и трактовке симфонии, дано Самуилом Абрамовичем Самосудом и оркестром, – сказал он, – все, что было мною задумано, талантливо передано вами слушателю».

Среди первых откликов на первое исполнение – впечатления Р.Глиэра, А.Мессерера, многих других деятелей культуры. А своеобразное пророческое резюме сделал на страницах газеты «Волжская  Коммуна» генерал А.Игнатьев, автор знаменитой автобиографии «Пятьдесят лет в строю»: «Эта победа, минута которой еще не определена, уже чувствуется в каждом звуке. Седьмая симфония – это крупнейшая победа Шостаковича, сумевшего в военное время создать самое художественное, самое патриотическое произведение. Оно станет бессмертным».

А что еще было создано Шостаковичем в годы войны и эвакуации?

В списке «куйбышевского периода» можно назвать не только Седьмую симфонию, но и большие разделы следующей, Восьмой симфонии.

Нельзя упустить и начало работы над Фортепианным трио памяти Ивана Ивановича Соллертинского – одного из ближайших друзей Шостаковича, скончавшегося в 1944г. К куйбышевскому периоду относится также цикл «Романсов на стихи английских поэтов», – уникальный по неприятию зла и трагизму. А еще композитор феноменально быстро создал новую оркестровку «Хованщины» М.П. Мусоргского. Опера при этом приобрела не просто новую оркестровую ткань, но заново выстроенную философию войны и мира…В современных театрах она чаще всего исполняется в этой редакции Шостаковича. Нельзя не упомянуть и другие «долги памяти и сердца». Например, завершение в Куйбышеве оперы «Скрипка Ротшильда» Вениамина Флейшмана, его ученика, погибшего на фронте. Благодаря Шостаковичу, опера ставилась в Нью-Йорке, Лондоне, Ленинграде. 

Наконец, к куйбышевскому периоду Шостаковича относятся «Игроки» - еще одна опера. Этот опус был посвящен ученице Шостаковича – Галине Уствольской. Сочинение нигде не шло при жизни автора.

Только в 1990-е гг. это сочинение Шостаковича, написанное по текстам Гоголя, поставили почти параллельно сразу три театра: Большой театр, Камерная опера и «Санктъ-Петербургъ Опера».

В Куйбышеве – Самаре трепетно берегут память о гениальном композиторе и выдающемся гуманисте. Эта связь состоит еще и в том, что несколько поколений куйбышевских-самарских музыкантов и музыковедов учились в Ленинградской - Петербургской консерватории. Музыка Шостаковича и нравственная философия композитора сформировали целый пласт культурной памяти – памятники и спектакли, концерты и фестивали Д.Д. Шостаковича в городе на Волге.  

Елена Бурлина, Член Союза композиторов, профессор, кандидат искусствоведения, доктор философских наук

22 июня 1941 года жизнь Дмитрия Шостаковича, как и жизнь всех советских людей разделилась на «до» и «после». Работать над симфонией 34-летний композитор начал в июле 1941-го, признаваясь: «Я никогда не сочинял так быстро, как сейчас». Тревога за страну и за родной город, к которому неумолимо подступал фронт, дала композитору мощнейший импульс. «Я работал в консерватории, – вспоминал в апреле следующего, 1942 года Шостакович. – В отпуск я не пошел, дневал и ночевал в консерватории». Начав писать 19 июля, уже 3 сентября Шостакович окончил первую часть симфонии. Спустя пять дней, 8-го, вокруг Ленинграда замкнулось кольцо блокады. В интервью Ленинградскому радио композитор поделился своими творческими планами: «Час тому назад я закончил партитуру двух частей моего нового большого симфонического сочинения. Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую части, то тогда можно будет назвать это сочинение седьмой симфонией...» Третья часть симфонии завершена 29 сентября.

Композитор трижды подавал заявление об отправке на фронт, а затем в народное ополчение, но получал отказ. Он вспоминал: «В третий раз я пошел в народное ополчение, потому что думал, что обо мне забыли… Я был зачислен заведующим музыкальной частью в театр народного ополчения… Заведовать музыкальной частью было трудно, потому что она состояла только из баянов. Я снова стал проситься в Красную Армию. Меня принял комиссар. Выслушав мой рапорт, он сказал, что взять меня в армию очень трудно. Он выразил уверенность, что я должен ограничить свою деятельность писанием музыки. Затем я был отчислен из театра народного ополчения, и меня, вопреки моей воле, хотели эвакуировать из Ленинграда».

Шостакович настоял, чтобы его приняли в войска противовоздушной обороны. Он вмес­те со всеми рыл окопы, дежурил во время ночных воздушных тревог. «Случалось, что во время работы били зенитки и падали бомбы. Я все-таки не прекращал писать. 25 сентября в Ленинграде я отпраздновал день своего рождения. Мне исполнилось 35 лет…»

Первого октября 1941 года Шостакович с женой и двумя детьми все же был эвакуирован из Ленинграда в Москву на самолете. Но, едва прибыв в столицу, он стремился вернуться в родной город: «Когда горит твой дом, надо быть там и тушить пожар». 12 октября, выступая в Центральном Доме работников искусств на встрече московских деятелей театра с ленинградцами, Шостакович сообщил, что новую симфонию он решил посвятить Ленинграду. Газета «Советское искусство» 16 октября писала: «Седьмая симфония будет наиболее драматичным среди последних сочинений Шостаковича». В те дни гитлеровские войска приближались к столице. Шостаковича с семьей снова эвакуировали, на этот раз в Куйбышев (ныне – Самара), куда направлялся коллектив Большого тетра. Куйбышев в то напряженнейшее время являлся «запасной столицей» – сюда в случае угрозы захвата врагом Москвы, должны были переехать все органы верховной власти СССР и дипмиссии иностранных государств.

На берегах Волги, где композитор с женой и маленькими детьми, поначалу жил в весьма непростых, почти «вокзальных» условиях, и написан Финал. Прибыв в Куйбышев 22 октября, Шостакович с семьей около трех недель жил в школе № 81. Ночевали на полу, на матрасах, «пожертвованных» кем-то из знакомых. И даже с такой обстановке композитор, хоть и признаваясь в письмах близким, что «нервы несколько расшатаны», обдумывал заключительную, четвертую часть Седьмой симфонии. И – в прямом и переносном смысле рвался в бой. Вскоре получив комнату в доме № 140 на улице Фрунзе, устроив семью, он отправляется в военкомат – просит отправить его на фронт. Но и в Куйбышеве повторилось то, что уже было в Ленинграде: врачебная комиссия признала Шостаковича негодным к военной службе, и ему вновь, в который уже раз, посоветовали бороться с врагом «своим оружием».

Мощный толчок для завершения произведения, вдохновение для темы военного успеха дали известия о контрнаступлении советских войск под Москвой, закончившемся разгромом противника. К этому времени ему с семьей предоставили небольшую двухкомнатную квартиру № 13 на первом этаже дома № 146 на той же улице Фрунзе. В письмах к оставшейся в осажденном городе матери, за которую очень переживал, Шостакович упоминает об этом: в октябрьском – «Я много работаю над симфонией, а сейчас над корректурой» и январском – «Я закончил здесь 7-ю симфонию».