История
Подробности
Когда узнаешь о таких историях, невольно думаешь: «Это срежиссировано, так не бывает». Но жизнь богаче любой режиссуры, и порой предлагает сюжеты, неподвластные самому богатому воображению. На протяжении многомесячной подготовки проекта «Седьмая симфония. Партитура памяти» меня часто спрашивали журналисты и историки – удалось ли найти родственников музыкантов оркестра Радиокомитета, участвовавших в блокадной премьере. И вплоть до 9 августа – дня открытия проекта – я могла называть лишь имя Надима Айдарова, внука Жавдета Карматуловича Айдарова – ударника блокадного коллектива, с чьим именем связан один из самых драматических эпизодов в истории ленинградского исполнения Седьмой симфонии. Надим Жавдетович, музыковед по образованию, давно уже стал активнейшим членом команды, готовившей выставку, и предоставившим на нее семейные реликвии.
И вот, когда 10 августа, я взяла в руки Книгу отзывов, у меня перехватило дыхание: первым отзыв оставила внучка Василия Ивановича Юдина. В подписи под эмоциональным, теплым откликом стояло «Н.Б.Юдина, внучка». И – никаких контактов… Разумеется, мы решили искать и обратились к журналистам, много сделавшим для того, чтобы историко-музыкальный проект «Партитура памяти» в прямом и переносном смысле был услышан во всей стране и за ее пределами. И обращение в СМИ сработало: газетную заметку прочитала сотрудница архива Филармонии Лариса Сергеевна Георгиевская, бывший директор Центрального государственного архива литературы и искусства (ЦГАЛИ СПб). Именно она «вышла на связь» с Н.Б.Юдиной, как выяснилось, много лет проработавшей в ЦГАЛИ. Итак, контакт найден, и вот я звоню Наталии Борисовне. Ей слово:
«Летом я была с внучками на даче в Подмосковье, мне позвонила приятельница, прочитавшая статью о проекте к 80-летию Ленинградской симфонии, готовящемся в Филармонии, в которой упоминалось что на выставке в числе других экспонатов будут фрак и инструмент Юдина. И спросила, имею ли я к этому Юдину какое-то отношение. Сами понимаете, какое впечатление произвела на меня эта новость. Мне переслали эту статью, и я решила – еду в Петербург, обязательно попаду на открытие».
Наталья Борисовна рассказала, что пришла 9 августа утром в Филармонию, послушала несколько докладов участников научной конференции, а затем направилась на выставку. Но двери фойе Чайковского были еще заперты – торжественное открытие было назначено на 18 часов. «Ждать еще шесть с лишним часов у меня просто не было сил. И сотрудники – охрана и администраторы отнеслись сочувственно к моей просьбе: я рассказала, что я внучка музыканта – участника блокадной премьеры. Большое им спасибо. В их сопровождении я и вошла в зал… Увидела фрак дедушки и не смогла удержаться от слез. Я не сентиментальный человек, плачу крайне редко, но увиденное на выставке заставило меня прослезиться. Мне хотелось поблагодарить создателей выставки и замечательного проекта в целом. И когда, уходя, обратила внимание на книгу отзывов, очень обрадовалась – и написала то, что было в тот момент на душе».
Н.Б.Юдина запомнила своего деда (когда его не стало, ей было семь лет) как очень активного, деятельного человека, всю жизнь влюбленного в свою профессию. «А еще дедушке очень нравилось заниматься с детьми – он много лет преподавал во Дворце пионеров, и многие его ученики стали профессиональными музыкантами, сохранившими с ним дружеские связи». Наталья Борисовна помнит весьма характерную для ленинградцев блокадного поколения «примету» - в доме ее деда никогда не выбрасывали хлеб, даже корочки и горбушки: «Их собирали в тряпочные мешочки и либо делали сухарики, либо скармливали птицам. Выбросить хлеб считалось кощунством».
Сейчас Н.Б.Юдина «штудирует» домашний архив, чтобы познакомить команду проекта «Партитура памяти» с его реликвиями. История продолжается...
Юлия Кантор,
куратор проекта «Партитура памяти»,
Доктор исторических наук
«После невыносимо трудной блокады и после первого исполнения Седьмой симфонии Шостаковича прошло несколько десятилетий. Я все еще с большим изумлением думаю: как человек силен! Как он вынослив! Мне самому, участнику исполнения Седьмой симфонии, не верится, что в таких нечеловеческих условиях возможно исполнение музыки, возможна творческая деятельность симфонического оркестра», - приведенные строки, произнесенные Жавдетом Караматуловичем Айдаровым (1918–2000) во время одной из встреч со студентами, воскрешали в его памяти эпизоды блокадной эпопеи. Ему было трудно возвращаться к этой теме — невыразимо тяжелыми оказались пройденные испытания — и все же он считал своим долгом рассказывать о подвиге ленинградцев — деятелей искусства, о легендарном городе-фронте, об исполнении Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича…
Великая Отечественная война застает Ж. К. Айдарова рядовым музыкантом на армейской службе в Образцовом оркестре Ленинградского военного округа. Он, как и все оставшиеся в городе, встает на его защиту: строит укрепления, становится членом МПВО (местной противовоздушной обороны), экспедитором. В письме к матери от 16 июля 1941 г. он пишет: «После объявления войны работаем как комендантская команда. Насчет отправки на фронт ничего не слышно пока». Эта тема так и останется открытой — его не отправят на передовую, он станет «бойцом музыкального фронта». В сохранившихся письмах Ж. К. Айдарова к родным почти всегда встречаются фразы: «все в порядке», «жив и здоров», тогда как в реальности дела обстоят критически. Разумеется, в письмах из блокадного Ленинграда находим только воодушевляющие слова, самые общие сведения о жизни города, ибо вся корреспонденция проходит контроль военной цензуры. О многом музыкант будет молчать и поведает уже после окончания войны.
Из писем блокадных лет к отцу К. А. Айдарову и матери Л. Д. Динмухаметовой.
16 июля 1941 г. После объявления войны работаем как комендантская команда. Насчет отправки на фронт ничего не слышно пока.
11 декабря 1941 г. Пока что получаю 10 рублей, которые уходят в фонд обороны. Твое письмо получил, которое шло ровно два месяца и шесть дней. Мама пиши как теперь в Ташкенте жизнь. <…> Если будут принимать посылки, то пришли побольше сухарей, хоть черных и масла или сала посоли, чтоб они дорогой не испортились.
17 января 1942 г. Я сам пока жив и здоров. В каком положении находится Ленинград ты, наверно, знаешь из газет.
11 февраля 1942 г. Сегодня у нас радостный день, почти праздник: сегодня прибавили хлеба двести граммов итого мы теперь получаем шестьсот грамм. Я просто хотел поделиться моей радостью с тобой. Сегодня позавтракал с двухстами граммами хлеба, набил полный рот хлеба и ощущал, что я ем хлеб. <…> В Ленинграде жизнь налаживается, к первому марта, думаю, что Ленинград будут обеспечивать продовольствием вполне нормально.
7 мая 1942 г. Я по-старому нахожусь все на старом месте, но будучи музыкантом очень мало приходится заниматься по своей специальности. Работаю все время экспедитором. Сейчас как пошли трамваи стало легче для ног: не так уж устаешь и меньше приходится ходить. <…> Многие из моих товарищей по консерватории и муз[ыкальному] училищу находятся на фронте, т[о] е[сть] на передовых позициях, и многие из них кто убит кто ранен. Еще прошлой зимой подавал докладные, чтоб отправили на передовые позиции и до сих пор не отправляют. Как-то досадно, что все товарищи находились на фронте, а ты отсиживался в тылу, хотя Ленинград по существу по настоящее время можно назвать фронтом.
Весной 1942 г. происходит знаменательное событие в его жизни. По радио объявляют призыв в оркестр Радиокомитета для подготовки премьеры Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича под управлением К. И. Элиасберга. Ж. К. Айдаров, как и его друзья-соратники по военному оркестру — тромбонист В. М. Орловский, валторнист П. К. Орехов и фаготист Г. З. Еремкин — получает командировочную расписку и поступает «в распоряжение начальника Радиокомитета».
Начинается сложный этап подготовки премьеры симфонии. Ж. К. Айдаров вспоминал:
«Собранные с фронта молодые музыканты и ветераны, еще помнящие оркестровую яму императорской оперы, приступили к долгим репетициям, в которые вкрапливались борьба с “зажигалками”, голодные обмороки и смерть.
Недалеко с Радиокомитетом в гостинице “Астория” создали стационар для особо истощенных, дистрофиков. Сюда был направлен со своей женой — замечательной пианисткой, концертмейстером Радио — с Надеждой Дмитриевной Бронниковой, дирижер Карл Ильич Элиасберг. Здесь же, в “Астории” находился выдающийся пианист Владимир Владимирович Софроницкий.
Пунктуальный Элиасберг не делал никаких скидок. Истощенный физически, он оставался непреклонен и кепок духом, неистов в своей любви к музыке, был отличным организатором музыкантов. Железной дисциплине и суровой требовательности дирижера обязана в значительной доле своего успеха грандиозная работа над Седьмой симфонией.
Первые репетиции были короткими: мы играли по 20-30 минут — не более, часто прерывались из-за бомбежек и обстрелов, но постепенно вошли в работу. Как будто сама музыка придавала нам силы. Я был самым молодым среди музыкантов-ударников, мне поручили соло на барабане. Тот самый страшный ритм, на фоне которого звучит так называемая тема фашистского нашествия.
У меня от волнения дрожали руки. Палочки опускались на кожу барабана невпопад. Элиасберг снова и снова просил повторить каждую фразу».
Ж. К. Айдаров трепетно относился к выдающемуся дирижеру, который в критический момент спас ему жизнь. Это был, пожалуй, один из самых ярких, драматических эпизодов блокадной эпопеи, навсегда врезавшихся в память Жавдета Караматуловича:
«Во время одной репетиции, я голодный, обессиленный, упал в обморок. Очевидно, меня приняли умершим и отнесли в соседнюю со студией комнату (туда относили умерших).
Элиасбергу сообщили, что я умер, и он зашел в комнату, где я лежал без признаков жизни. Вдруг чуткое ухо дирижера уловило еще слышный звук дыхания. “Да ведь он жив! — воскликнул Карл Ильич. — Слышите, — он дышит!”»
Ж. К. Айдарова вернули в строй. Дополнительный кусочек хлеба вернул ему силы. Он остался среди оркестрантов и впоследствии он принял участие в премьере 7 симфонии…
«Это было 9 августа 1942 г., в 19 часов. Осажденный Ленинград. Поразительная тишина. (Перед этим наши артиллеристы огнем подавили вражеские батареи, выполняя приказ “80 минут тишины”). Зал был переполнен. Много было военных, рабочих, много интеллигенции. Были на концерте известные писатели Николай Тихонов, Ольга Берггольц, Всеволод Вишневский и другие. Вот на эстраду выходят музыканты, кто в гимнастерках, кто в кителях, кто в ватниках. Музыканты одеты, кто во что. Последним выходит наш строгий, требовательный, удивительно обаятельный Карл Ильич. Он очень высокий, худой, и от голода, кажется, он согнулся как вопросительный знак. Он поднял руки. Дирижерская палочка трясется от волнения. Я исполнял на ударных инструментах тему нашествия врага и, наверно, с ожесточенным чувством ненависти к фашизму. Оркестр играл вдохновенно. Симфония окончена. В зале воцаряется небывалая тишина. Дирижер Элиасберг стоит не двигаясь. И вдруг буря аплодисментов».
На протяжении всей своей жизни Ж. К. Айдаров бескорыстно служил родному искусству, многие силы отдал педагогической работе, стал известным деятелем культуры Поволжья. Он всегда оставался истинным интеллигентом, для которого высокие нравственные принципы были неотъемлемой частью всей жизни, важной составляющей облика музыканта-профессионала. Наверное, это неслучайно. Лихолетье блокады закалило его характер, сформировало шкалу ценностей, в которой такие качества как порядочность, взаимовыручка, доброта и честность значили многое…
9 августа 2022 года в день 80-летия первого исполнения Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича в самом Ленинграде, в Санкт-Петербургской филармонии в рамках проекта «Партитура памяти» вновь прозвучит это произведение и откроется выставка, на которой будут впервые представлены письма Ж. К. Айдарова.
Надим Айдаров, кандидат искусствоведения, сотрудник Института театра, музыки и хореографии РГПУ им. А. И. Герцена, внук Ж. К. Айдарова
Читая воспоминания о Карле Ильиче Элиасберге, написанные в разное время очень разными людьми, обращаешь внимание, что рефреном практически каждого из них являются две дефиниции, определяющие его характер и мироощущение: нетерпимость к фальши – и в музыке, и в жизни, безукоризненное чувство стиля, опять же в работе и в повседневности, - и сверхдобросовестность. Такой «набор» в сочетании с творческой одаренностью почти наверняка гарантирует его обладателю сложности в официальной карьере и неоспоримое уважение тех, кто сам способен соответствовать этим критериям. В судьбе дирижера это прослеживается в полной мере.
«Неуступчивость характера, идущая от бескомпромиссности, непреклонная требовательность к себе вызывали иногда непонимание со стороны людей, мало знавших его», - записал Евгений Светланов, считавший Элиасберга «европейцем, воспитанным в чистых традициях высокого искусства Ленинградской филармонии». Один из лучших дирижеров своего поколения, с которым за честь считали сотрудничать лучшие же оркестры обеих столиц, он, тем не менее, остался в памяти как «дирижер одной симфонии». Седьмой – Шостаковича.
Элиасберг родился в Минске, в Петроград переехал в 1922-м и поступил в консерваторию в скрипичный класс Сергея Павловича Коргуева, диплом получает в 1930-м, уже имея серьезный практический опыт: в 1928–1932 он – концертмейстер оркестра Театра музыкальной комедии, где в оперетте «Роз-Мари» состоится и дирижерский дебют музыканта.
5 августа 1932 года 25-летнего Карла Элиасберга принимают штатным дирижером в оркестр Ленинградского радиокомитета. Должность главного дирижера коллектива он получит в 1936-м - на условиях договора, в штат как главный дирижер будет зачислен только в 1944-м. А в Большом зале филармонии Элиасберг начинает выступать с января 1938-го. В мае 1940 года Заслуженный коллектив Республики едет на гастроли в Москву: дирижеры – Евгений Мравинский, Николай Рабинович и Карл Элиасберг. С этих пор его имя звучит среди наиболее перспективных дирижеров страны.
Хотя Карл Ильич регулярно принимал участие в художественной деятельности Заслуженного коллектива Республики и за три сезона, отделявшие день его первой встречи с этим оркестром от трагических событий начала Великой Отечественной войны, безусловно, прижился в Филармонии — все же основным местом его работы являлся оркестр Ленинградского радио, где он бессменно и плодотворно трудился в должности главного дирижёра. И в 1941 году, после эвакуации из Ленинграда обоих оперных театров, филармонии и консерватории, в городе остался единственный действующий симфонический оркестр — оркестр Ленинградского радио, руководимый им.
Дальнейшая судьба этого коллектива и его руководителя лучше всего характеризуется лаконичными строками автобиографии Карла Ильича: «К марту 1942 года в условиях блокады Ленинграда оркестр потерял более 50% своего состава. — При помощи Горкома партии и Политуправления Ленфронта мне удалось пополнить ряды оркестра и полностью возродить его деятельность. Будучи единственным дирижёром города-фронта, я продирижировал: 85 симфонических концертов в зале Филармонии, 254 радио-концерта, 54 оперных спектакля и ряд шефских концертов в госпиталях и частях Красной армии и Флота. Кроме того оркестр озвучил ряд хроникальных и документальных фильмов. 9 августа 1942 года в суровых условиях блокады состоялось первое исполнение в Ленинграде 7-й симфонии Шостаковича». За этими строками - героическая и трагическая эпопея Созидания в запредельных условиях блокадной реальности.
За период блокады оркестр Элиасберга – а именно так называли его горожане – исполнил все, что было написано ленинградскими композиторами. И это тоже – принципиально важное свидетельство творческого кредо дирижера: дать возможность современникам услышать музыкальный пульс осажденного города.
В архиве Элиасберга, переданном в петербургский Музей музыкального и театрального искусства, сохранились многочисленные свидетельства – фотографии, документы – о встречах блокадного оркестра и в День Победы и в годовщину исполнения Седьмой симфонии. В маленькой открытке, приуроченной к 30-летию Победы, аккуратным почерком написано поздравление, начинается оно так: «Дорогой Карл Ильич! Команда бойцов "Ленинградской" симфонии горячо поздравляет своего Командира…». К 1975 году от 80 человек, участвовавших в том вечере 9 августа 1942 года, остался в живых двадцать один. 18 из них поставили в открытке свои подписи. В тексте поздравления есть пронзительные строки о мужестве Элиасберга, «которое позволило нам выстоять и создать Великий праздник для всех ленинградцев, удивить и потрясти весь мир!» Даже через тридцать лет Элиасберг остался и для Ленинграда, и для оркестрантов настоящим камертоном, образцом силы духа, стойкости и бескомпромиссности в служении музыке.
Камертон – предмет сколь символический, столь и функциональный. Это небольшой металлический предмет, который может издавать всего лишь один, абсолютной чистоты, звук. Но именно по нему настраивается в итоге оркестр. На выставке, которая 9 августа откроется в Филармонии в рамках проекта «Седьмая симфония. Партитура памяти», зритель увидит камертон, принадлежавший Карлу Элиасбергу (также из коллекции Музея музыкального и театрального искусства). Именно по нему настраивались инструменты музыкантов оркестра летом 1942 года, чтобы каждая нота, написанная Шостаковичем, проникла в сердца людей, чтобы мир, охваченный войной, услышал Музыку, вслушался в ее чистое и мощное звучание...
Таким камертоном и для оркестра, и для современников – творчеством и самим способом своего существования – был ленинградский Дирижер Элиасберг.
Юлия Кантор,
куратор проекта «Партитура памяти»,
Доктор исторических наук
В библиотеке Санкт-Петербургской филармонии находится уникальный экспонат, хранящий память о Великой Отечественной войне и блокадных сезонах Ленинградской филармонии: рукописная книга – Программы концертов с 5 апреля 1942 года по 1 мая 1944 года. На ее желтоватых страницах, разлинованных на столбцы, даны подробные сведения о филармонических концертах, состоявшихся в указанный период: дата, характер рекламы, программа и состав исполнителей, информация о выплаченных гонорарах, цифры количества слушателей и итогового сбора.
Дата первого концерта, зафиксированная в книге, – 5 апреля 1942 года – неслучайна. В этот день возобновились филармонические концерты первого блокадного сезона, трагически прерванного во время зимы 1941-1942 гг. С середины декабря Большой зал Филармонии пустовал. В начале февраля скрипач Виктор Александрович Заветновский писал дочери: «Концертная деятельность пока приостановилась. В филармонии адский холод, а главное – нет света. На радио ходим каждый день на репетиции, но их всё отменяют – то из-за холода, то из-за отсутствия света. Вместо семидесяти человек приходит всего около тридцати – кто умер, кто болен».
10 марта 1942 года начальник Управления по делам искусств при Ленгорисполкоме Борис Иванович Загурский пишет руководству города, ходатайствуя об открытии зала Филармонии и указывая, что он «может быть приспособлен для музыкальных мероприятий различного плана (симфонические концерты, оперные отрывки, балетные вечера, камерные концерты, показ красноармейских и краснофлотских ансамблей и др.)». Зал в хорошем состоянии, необходимо лишь «дать указание Ленэнерго о включении света и теплосети – о включении тепла».
И все же вначале выступления Оркестра Радиокомитета под управлением Карла Ильича Элиасберга проходили в помещении Государственного академического театра драмы имени А.С.Пушкина. Именно здесь, 5 апреля 1942 года состоялось Открытие цикла филармонических концертов. Филармоническая книга детально фиксирует все организационные подробности события: программа смешанная, оркестр только в первом отделении, выпущена афиша размером в 1 лист, отпечатана программка, «учинены расчеты с исполнителями». В книге указано количество слушателей – 1269 человек, и сумма сбора – 13 200 руб. Второй концерт, 12 апреля, – там же. Теперь уже оркестр исполняет полноценную программу в двух отделениях. Первое – русские композиторы: Чайковский, Глазунов, Серов, Римский-Корсаков, второе – западноевропейские: Россини, Гуно, Лист. Количество слушателей немного возросло, – 1303. Больше и сбор. Третий концерт коллектива состоялся 19 апреля, но в Доме Флота. (В тот же день в Театре имени Пушкина проходит концерт Ансамбля красноармейской песни и пляски политуправления Ленфронта под руководством Александра Ивановича Анисимова. Именно его фиксирует Филармоническая книга). Четвертый – вновь в Театре имени Пушкина, с программой, дублирующей предыдущий: Бородин, Римский-Корсаков, Россини, Бизе, Штраус, Лист.
Лишь пятый концерт Оркестра Радиокомитета прошел 1 мая 1942 года в Большом зале Филармонии. Возобновление деятельности в Большого зале, очевидно, решили приурочить к празднику Первомая. Обращаемся к Филармонической книге: выпущены плакаты, программки, были оповещения по радио. (На одной из хрестоматийно известных фотографий весны 1942 года запечатлена продажа билетов на открытие Филармонии на Невском проспекте. На стене – большой плакат-афиша с программами концертов в Большом зале 1 и 2 мая). Программа – исключительно из произведений П.И.Чайковского: Сюита из «Лебединого озера», арии из опер «Мазепа» и «Иоланта» и Пятая симфония. Исполнители: симфонический оркестр, дирижер – Карл Элиасберг, солист – Валентин Легков, ведущий – Давид Беккер. Неожиданной оказывается цифра количества слушателей – 142. Объяснение ей находим в примечании в последнем столбце: «Вопрос об организации конц(ерта) разрешен был Управл(ением) по делам искусств лишь 29.IV». Как бы то ни было, но 1 мая 1942 года вошло в историю Филармонии как ее второе рождение, наряду с 12 июня 1921 года, днем торжественного открытия и первого концерта. Символично, что оба рождения освящены именем Чайковского: оба раза были исполнены монографические программы из его сочинений.
Блокадная книга филармонических концертов завершается 1 мая 1944 года, в Ленинграде, освобожденном от кольца фашистской блокады. В ней зафиксированы выступления ленинградских артистов и мастеров искусств, – и виднейшее место среди них занимает К.И.Элиасберг, долгое время бывший единственным в осажденном городе дирижером единственного же симфонического оркестра. В ней же – и имена выдающихся музыкантов, прилетавших в Ленинград после прорыва блокады в 18 января 1943 года. Среди них Мария Юдина, Яков Зак, Давид Ойстрах, Павел Серебряков, Эмиль Гилельс, Лев Оборин и даже Святослав Рихтер, давший единственный концерт в блокадном Ленинграде в январе 1944 года, за несколько недель до полного снятия осады. Но, безусловно, самая легендарная страница Книги, как и всей блокадной филармонической истории, – страница с Ленинградской премьерой Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича, состоявшейся 9 августа 1942 года. Этому историческому событию посвящена очень скромная, почти сухая информация (Разворот 29): к концерту выпущена афиша размером полтора листа, плакаты, программки, были оповещения по радио. Исполнители: Симфонический оркестр Радиокомитета. Дирижер – К.Элиасберг. Шостакович – Седьмая симфония. Сбор – 8205 руб. Зал полон, – 1046 слушателей.
Евгений Петровский, заместитель художественного руководителя Санкт-Петербургской академической филармонии им.Д.Д.Шостаковича
Память о блокадном 1942 г. хранят не только документы. Важными свидетелями событий военного времени являются личные вещи. Один из таких предметов – экспонат из мирного времени, концертный фрак. Он принадлежал Василию Ивановичу Юдину, участвовавшему в исполнении Седьмой симфонии 9 августа 1942 г. в Ленинградской филармонии. Этот предмет из коллекции Государственного музея истории Санкт-Петербурга будет представлен на выставке в рамках проекта «Партитура памяти».
В. И. Юдин, тромбонист, – его имя, вместе с десятками фамилий музыкантов Большого симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета, указано в сохранившейся программе того легендарного концерта. Этот документ – свидетельство мужества и итог колоссальной работы.
Фрак из черного шелка бережно хранился в семье музыканта. Для историков и музыковедов он имеет особую ценность. Концертный костюм сохранился, несмотря на все сложности военного и послевоенного времени и попал в музейное собрание, как «свидетель» эпохального события – блокадной премьеры «Ленинградской симфонии» Д. Д. Шостаковича. Для музыканта в 1942 г. – он был не менее ценен: как часть нормальной, довоенной жизни, в которую музыка на недолгое время возвращала и музыкантов, и слушателей. В музее истории Петербурга хранится и его инструмент, который также будет представлен на выставке.
По воспоминаниям Карла Ильича Элиасберга «к марту 1942 г., в суровых условиях блокады Ленинграда, оркестр Радио потерял 50% своего личного состава». Восстановление работы оркестра было важной задачей. Начальник Управления по делам искусств Борис Иванович Загурский весной 1942 г. обсуждал эту тему с Элиасбергом – единственным профессиональным дирижером, оставшимся в блокированном городе. Восстановить оркестр было возможно лишь при помощи Политуправления Ленфронта и Горкома партии. Музыкантов отбирал лично К. И. Элиасберг. Он искал их и в Ленинграде, и в действующей армии.
Николай Михайлович Дульский, один из исполнителей Седьмой симфонии вспоминал, как он воевал в 351 зенитно-артиллерийском полку: «Командование задерживало мое откомандирование в Ленинград. Тогда Карл Ильич едет на велосипеде мимо обстреливаемых пороховых складов на расстояние 15 километров, чтобы поторопить командование полка с откомандированием меня в оркестр. Там он узнает, что меня переслали в распредбатальон, который находится на противоположном конце города. Не долго думая, Карл Ильич под бомбежкой вновь пересекает город и, ссылаясь на то, что он пойдет к А. А. Жданову, если будут задерживать откомандирование музыкантов, добивается своего».
Первый концерт сезона 1942 г. состоялся 5 апреля в помещении театра им. Пушкина. Играли произведения Глинки, Глазунова, Чайковского. Каждый концерт был важен и востребован зрителем. Музыка в осажденном городе дарила надежду. Об этом говорят записи в дневниках ленинградцев. Г. Бабинская 27 июня 1942 г. записала: «Тот, кто не провел эту зиму здесь, не почувствовал, не перенес всех ее трудностей на себе, не сможет понять радости Ленинградца, наблюдающего возрождение своего родного города. Об этом хочется говорить, и говорить без конца! Говорить об этом возвращении к жизни сейчас, весной… В кассы кинотеатра и театра Музыкальной комедии — очереди. Перед началом спектакля у подъезда собирается целая толпа "неудачников", не имеющих билета… Дает концерты Филармония… Красавец город-герой стоит величественный, строгий, спокойный…».
Оркестр Ленинградского радиокомитета с 1 мая 1942 г. выступал на сцене Филармонии. Чаще всего исполняли русскую классику. В июле 1942 г. стало известно: оркестр Элиасберга репетирует новую симфонию Шостаковича, начатую еще в 1941 г. в Ленинграде. Премьеру Седьмой симфонии ждали, о ней говорили. По выражению В. Инбер «быть может, она разгонит эту тишину».
Концерт 9 августа должны были снять для кинохроники. Не у всех музыкантов была возможность выступать в концертном костюме. Вероятно, В. И. Юдин был одним из немногих. Как вспоминает режиссер Ефим Юльевич Учитель: «Распахнулись двери, и зал заполнили фронтовики, рабочие, писатели... Ярко вспыхнул свет. На сцену вышел оркестр. Для съемки он выглядел не очень выгодно. Одеты были музыканты по-разному: кто в гражданском костюме, кто в гимнастерке, кто во флотской форме». Они заиграли, и тишину осажденного города нарушила музыка, заявлявшая о том, что Ленинград жив, он сражается и ждет наступления мира.
Ирина Карпенко, ученый секретарь Государственного музея истории Санкт-Петербурга, кандидат исторических наук
21 апреля 2022 г. в 13:00 в Бетховенском фойе Большого зала филармонии состоялась пресс-конференция, приуроченная к 80-летию возобновления концертной деятельности Филармонии в блокадном Ленинграде. Пресс-конференция прошла также в онлайн-формате: запись трансляции доступна в официальном паблике Филармонии ВКонтакте.
80 лет назад, 1 мая 1942 года, в блокадном Ленинграде после зимней трагической паузы возобновились концерты в Большом зале Филармонии. Единственный оставшийся в городе симфонический коллектив – оркестр Радиокомитета под управлением Карла Ильича Элиасберга, потерявший к этому времени более половины своих музыкантов, начал возрождаться. Впереди, от репетиции к репетиции, от концерта к концерту, был драматический и мужественный путь к вершине творческой деятельности военного периода – ленинградской премьере Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича. Исполнение этого произведения 9 августа 1942 года в блокадном Ленинграде, в Большом зале Филармонии, оркестром Ленинградского радиокомитета под управлением К. И. Элиасберга стало не только уникальным явлением в культуре, но и важнейшим социально-политическим событием периода Второй мировой войны. Оно было и своего рода финальным аккордом, завершившим «путешествие» этого музыкального произведения по регионам нашей страны и по столицам стран-союзниц СССР к берегам Невы.
На пресс-конференции, приуроченной к 80-летию возобновления концертов в Большом зале Филармонии в осажденной Северной столице, рассказали об уникальном историко-музыкальном проекте «Седьмая симфония. Партитура памяти». В нем, пожалуй, впервые в «биографии» Филармонии равноправно соединились история, музыка и музейное дело. Партнеры проекта – крупнейшие музеи и архивы обеих столиц, среди которых Российский национальный музей музыки, Музей театрального и музыкального искусства, Музей истории Петербурга, Музей политической истории России, Российский государственный архив социально-политической истории, Архив внешней политики МИД РФ, Центральный архив литературы и искусства, архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленобласти, а также архивы, библиотеки и музеи Самары и Новосибирска. О музейных открытиях и сенсационных архивных находках, сделанных в ходе работы над проектом, о составляющих его «трехчастной композиции» – научной конференции, выставке и, конечно, мемориальном концерте рассказали
- Директор Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д. Д. Шостаковича Илья Сергеевич Черкасов;
- Заместитель художественного руководителя Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д. Д. Шостаковича Евгений Дмитриевич Петровский;
- Куратор проекта «Седьмая симфония. Партитура памяти» – д. и. н., заместитель директора Санкт-Петербургского института истории РАН Юлия Зораховна Кантор.
С 2015 года спонсорскую поддержку Санкт-Петербургской филармонии оказывает компания «Роснефть», что позволяет организовывать современные и масштабные проекты, украшающие культурную жизнь Петербурга и всей России. Это успешное сотрудничество продолжается и в текущем сезоне.
Благодаря инициативе ПАО «Ростелеком» проект «Партитура памяти» приобретает всероссийский охват: концерт, который состоится 9 августа 2022 года, будет транслироваться во многих городах России. Свердловская филармония (г. Екатеринбург) будет транслировать концерт на всю сеть виртуальных концертных залов, которых в Уральском регионе сейчас более ста. Также участвовать в трансляции и демонстрировать ее запись будут: Новосибирская филармония, Оперный театр Самары, Тюменская филармония, Пермская филармония, Концертно-театральный центр «Югра-Классик» Ханты-Мансийского автономного округа и другие, список постоянно пополняется.
При поддержке банка ВТБ осуществляется одна из важнейших частей данного проекта - создание монографии «Партитура памяти», посвященная исторической рефлексии на события, связанные с созданием Ленинградской симфонии и ее исполнением в 1942 году. Главы монографии будут посвящены «географии» исполнения Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича, общественно-политическому резонансу этого события в нашей стране и за ее пределами, а также месту «Ленинградской» симфонии в культурной и исторической памяти.
Автограф партитуры Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича, которая будет представлена на выставке в рамках проекта «Партитура памяти», имеет свою интересную и необычную историю — «ленинградскую», где были написаны первые три части Симфонии, «куйбышевскую», где сочинение было завершено, а принятое решение о ее исполнении еще во время войны стало судьбоносным, и «московскую», когда подлинный авторский экземпляр поступил на государственное хранение и стал культурным достоянием страны и мира.
О сочинении Шостаковичем новой Симфонии довольно быстро стало известно широкой общественности: композитор неоднократно играл ее по партитуре на рояле близким друзьям (И. И. Соллертинскому, И. Д. Гликману, В. М. Богданову-Березовскому) и своим консерваторским ученикам (Оресту Евлахову, Юрию Левитину, Дмитрию Толстому и др.). Богданову-Березовскому запомнились огромные листы партитуры Симфонии, по которой играл автор.
1 октября Шостакович с семьей по особому распоряжению руководства города был срочно эвакуирован на военно-транспортном самолете из блокадного Ленинграда в Москву. Среди немногочисленных вещей, которые он взял с собой, была и партитура еще неоконченной Седьмой симфонии.
Дальнейшая история подлинной авторской партитуры связана с эвакуацией Шостаковича вместе с артистами Большого театра в Куйбышев. В какой-то момент единственный экземпляр Симфонии чуть было не потерялся. Дирижер Б. Э. Хайкин вспоминал: «Шостакович не знал, где находится тюк с его новой симфонией — Седьмой — и Шебалин тоже потерял рукопись своей симфонии. <…> Шостакович сидел неподвижно, был очень угнетен тем, что симфония, возможно, пропала…». Другой мемуарист Ф. Петров, пишет: «По дороге выяснилось, что Шостакович потерял партитуру Седьмой симфонии. На станции Рузаевка мы с Шостаковичем прохаживались по перрону и заглядывали в каждый вагон с надеждой обнаружить партитуру. Наконец в одном из тамбуров мы ее обнаружили. Видимо в последнюю минуту ее туда забросил администратор филиала ГАБТа Д. Терехов».
В декабре 1941 года Шостакович играл симфонию по автографу в домашнем кругу в Куйбышеве, а также в семье знаменитой арфистки В.Г. Дуловой, где симфонию в четыре руки исполнили автор и Л. Н. Оборин. Для подготовки к премьере в Куйбышеве с партитуры были выполнены рукописная копия и оркестровые голоса, которые в настоящее время хранятся в Большом театре. Пока не вышло издание, переписчики едва успевали делать копии для исполнений в других городах СССР, в том числе — для подготовки и исполнения Симфонии в блокадном Ленинграде. Один из близких друзей Шостаковича, И. Д. Гликман, приводит слова композитора, процитировавшего слова монолога Хлестакова из гоголевского «Ревизора»: «Симфония стала модной. Сюда приезжают курьеры из разных городов и просят моего содействия в переписке партитуры. Я им, конечно, ничем помочь не могу, и мне приходится от них отбиваться. Курьеры, курьеры, курьеры. 35 тысяч одних курьеров!»
Партитура автографа Седьмой симфонии интересна не только своей подлинностью, связью с историческими и культурными событиями. Мы видим характерный почерк композитора — очень аккуратный и четкий; обращаем внимание на оформление рукописи — она не переплетена и состоит, преимущественно, из одинарных листов, пронумерованных самим Шостаковичем (139 страниц). Симфония записана на хорошей бумаге турецкого производства, на качество бумаги обратил внимание С. С. Прокофьев, когда писал Шостаковичу о своем впечатлении от Симфонии.
Важными для исследователей являются некоторые авторские исправления в автографе. Зачеркиваний почти нет, замеченные композитором ошибки аккуратно им выскабливались бритвой и поверх первоначального текста вписывался новый. Это была характерная черта его работы: он не терпел зачеркиваний и неаккуратных вставок. В тех случаях, когда исправленный текст просматривался недостаточно четко, Шостакович дублировал его в нижней части листа.
Некоторые дополнения были внесены композитором во время подготовки Симфонии к изданию. Особый интерес представляет титульный лист, на котором имеется множество различных записей: это и авторское название, и варианты его переводов на английский и немецкий языки. Часть записей — это пометы редактора и корректора издательства «Музгиз» А. А. Карцева, его же записи о разрешении печатать ноты, заверенные директором М. А. Гринбергом. Имеется необходимый штамп Главного репертуарного комитета СССР с подписью уполномоченного Главреперткома А. А. Иконникова — в условиях военного времени и тотальной цензуры издания музыкальных произведений проходили официальное утверждение.
На некоторых листах партитуры сохранились корректорские пометы и замечания Шостаковича, так, например, он пишет: «При печатании прошу партии Tr-ni e Tuba набрать на своем месте, т<о> е<сть> между Corni Timp. ДШостакович; или: «При печатании партии Cоrni добавочные набрать на своем месте, т<о> е<сть> между Xyl. и V-ni I. ДШостакович».
В настоящее время уже слегка пожелтевшая от времени подлинная авторская партитура Седьмой симфонии хранится в Российском национальном музее музыки в Москве. История ее поступления в Музей такова: весной 1943 года Шостакович переехал с семьей из Куйбышева в столицу, стал профессором Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского и передал партитуру своей Седьмой симфонии в созданный в 1941 году Музей музыкальной культуры им. Н. Г. Рубинштейна при Московской консерватории (затем — Государственный музей музыкальной культуры им. М. И. Глинки, ныне – Российский национальный музей музыки). Но предварительная договоренность с Шостаковичем о передаче Музею материалов своего архива была заключена годом раньше. 2 апреля 1942 года Шостакович в письме к главному дирижеру Ленинградского Малого оперного театра Б. Э. Хайкину обратился с просьбой переслать рукописи своих сочинений, хранящихся в Ленинградской филармонии, директору нового Музея Е. Н. Алексеевой. 12 апреля 1943 года автограф Симфонии № 7 был внесен в первую книгу поступлений Музея за № 1422 и получил соответствующий номер и шифр.
Лариса Миллер, заведующая научно-исследовательским отделом рукописей Научной музыкальной библиотеки Санкт-Петербургской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова
В Государственном музее истории Санкт-Петербурга хранится уникальный документ: рукопись текста выступления Дмитрия Шостаковича на Ленинградском радио, в котором он впервые упомянул о Седьмой симфонии. Этот экспонат будет представлен на выставке в Филармонии в рамках проекта «Партитура памяти».
Лист бумаги, исписанный с двух сторон, с многочисленными правками, напоминает о начале самого тяжелого и страшного времени в истории города – о блокаде. Дмитрий Шостакович выступил 17 сентября 1941 года в радиоэфире, куда его пригласила Ольга Берггольц. К передаче композитор готовился заранее. Тщательно обдумывал что следует сказать, понимая, что каждое слово, произнесенное им в это время, должно быть созвучно тревогам и надеждам миллионов людей, оказавшихся внутри блокадного кольца.
Летом 1941 года частью повседневной жизни ленинградцев стали воздушные тревоги, светомаскировка, аэростаты в воздухе, огневые точки на набережных и в скверах. Горожане работали на строительстве оборонительных укреплений, учились оказывать первую медицинскую помощь. Свидетелем и участником этих событий был и Шостакович. В июле 1941 года он стал бойцом добровольной пожарной команды профессорско-преподавательского состава Консерватории. Знаменитый фотопортрет композитора, дежурящего на крыше Консерватории, сделан 29 июля 1941 года Рафаилом Мазелевым. Именно этот снимок автора 7-й симфонии попадет в 1942 году на обложку журнала "Time".
8 сентября кольцо вокруг северной столицы замкнулось. То, что город окружен немецкими и финскими войсками, в сентябре 1941 года ленинградцы еще не знали. Передовицы газет были заполнены призывами защищать Ленинград от врага. Произносились слова «враг у ворот», но официально никто не говорил о блокаде. Лозунг «все для фронта, все для победы!» не был просто словами. Многие старались внести в защиту города посильный вклад: заменяли на производстве ушедших на фронт рабочих, поступали на службу в МПВО, собирали средства для армии.
14 сентября 1941 года в филармонии состоялся первый в блокадном городе концерт. «Ленинградская правда» писала: «Большой зал Филармонии был переполнен. С большим художественным успехом выступили композитор Д. Шостакович, писатель Е. Шварц, артисты театра им. С.М.Кирова О. Иордан, В. Легков, С. Корень, В. Касторский». Шостакович писал впоследствии об этом концерте: «Я с увлечением играл свои прелюдии для необычной аудитории в столь необычной обстановке». В эти дни Ольга Берггольц пригласила композитора в эфир новой программы «Говорит Ленинград!».
Текст для радио композитор наверняка писал в своей квартире на Кронверкской улице, 29 на Петроградской стороне. Начать свою речь Дмитрий Шостакович хотел со слов о Ленинграде: «Если я хожу по нашему городу, у меня возникает чувство глубокой уверенности, что всегда <...> будет красоваться Ленинград на берегах Невы, что всегда Ленинград будет лучшим оплотом моей Родины, что вечно будет умножать достояния культуры».
Документ из музея — это почти дословное воспроизведение слов в эфире. Сохранилось свидетельство Ольги Берггольц, которая описывает в своей книге «Говорит Ленинград» речь Шостаковича: «Час тому назад я закончил вторую часть своего нового симфонического произведения, – так начал свое слово Дмитрий Дмитриевич. – Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую части, то тогда можно будет назвать это сочинение Седьмой симфонией… Несмотря на военное время, несмотря на опасность, грозящую Ленинграду, я в довольно быстрый срок написал две части симфонии. Для чего я сообщаю об этом? Я сообщаю об этом для того, чтобы радиослушатели, которые сейчас слушают меня, знали, что жизнь нашего города идет нормально… Все мы сейчас несем свою боевую вахту. И работники культуры так же честно и самоотверженно выполняют свой долг, как и все другие граждане Ленинграда…».
По свидетельству Берггольц, программе не помешали бомбежки, которые шли во время передачи. Заканчивая свое выступление, композитор произнес: «До свидания, товарищи, через некоторое время я закончу свою Седьмую симфонию. Мысль моя ясна, и творческая энергия неудержимо заставляет меня двигать мое сочинение к окончанию. И тогда я снова выступлю в эфире со своим новым произведением и с волнением буду ждать вашей строгой, дружественной оценки. Заверяю вас от имени всех ленинградцев, работников культуры и искусства, что мы непобедимы и что мы всегда стоим на своем посту…».
Дмитрий Шостакович нашел точные слова, чтобы рассказать о своих переживаниях и надежде на победу. Его речь имела колоссальный резонанс. В дневнике ленинградской поэтессы и прозаика Веры Инбер есть запись от 22 сентября 1941 года: «Мы оставили Киев. Смутно на душе. Вчера днем несколько тревог. <...> Меня взволновало, что в эти дни в осажденном городе, под бомбами, Шостакович пишет симфонию. И главное, что “Ленинградская правда” сообщает об этом среди сводок с Южного фронта, среди эпизодов о “стервятниках” и о бутылках с горючим. Значит, искусство не умерло, оно еще живет, сияет, греет сердце».
Ирина Карпенко, ученый секретарь Государственного музея истории Санкт-Петербурга, кандидат исторических наук