Премьерный вечер Международного концертного сезона в стенах концертного зала Anvil подарил нам возможность услышать Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии («второй» оркестр из Петербурга), начинающий свои гастроли по Великобритании.  Под управлением сдержанного Владимира Альтшулера музыканты играли уверенно, а временами и страстно: этот коллектив способен производить по-настоящему сильное впечатление.

Начав с намеренно старомодной «Классической» симфонии Прокофьева (1917), навеянной творчеством Гайдна, оркестр как будто продемонстрировал полный состав своих струнных, основанный на восьми контрабасах. Полнокровное звучание не оставляло места для игривости, присущей этому произведению: оно больше походило на густое суфле, чем на воздушный пудинг. Тонкая вязь скрипичных партий в первой части требует значительно более чистого интонирования, чем мы услышали, однако ситуация исправилась в неспешном Larghetto, где блистали деревянные духовые, а скрипичные партии величаво плыли под сводами зала. Имитация гавота прозвучала достаточно весомо, а стремительный финал добавил живости и пикантности.

«Шехеразада» Римского-Корсакова принесла уверенное, но многообразное исполнение: временами поразительно свежее, временами — вполне рутинное. Начало, с его сочными тромбонами, прозвучало достаточно тревожно, но бурные музыкальные волны постепенно ускоряли свой бег — пусть и скорее мощный, чем драматический. Более выразительно звучала скрипка Александра Шустина, создавая соблазнительный образ прекрасной юной невесты. 

«Рассказ царевича Календера» обогатился изысканным дуэтом арфы и скрипки, а затем и манящим голосом кларнета. Страстное пение струнных согревало фрагмент «Царевич и царевна», в котором пленительно звучали трепетная флейта и кларнет. А особенно очаровательной была центральная картина сюиты, где музыкантам удалось превосходно уловить баланс, тембр и настроение. Сцена праздника сверкала и искрилась, едва не запутываясь в своем движении: здесь на первый план вышли трубы, а затем последовал поэтичный финал.

Чтобы слушать Чайковского, я пересел на другое место: теперь звучание оркестра по-настоящему расцвело, сгладив предыдущие шероховатости и привнеся больше глубины. Игра музыкантов стала отточенной, словно Альтшулер держал в руках не дирижерскую, а волшебную палочку. Это было строгое исполнение без капли случайности, но с непрерывным развитием и размахом, который отступал лишь на секунды, чтобы дать кларнету сыграть его элегантно выстроенное соло. Дирижер упорно двигался к финалу, а медные и струнные отзывались на команды с восхитительной быстротой. Медоточивое соло на гобое, исполненное Алексеем Цесом, принесло спокойствие в тщательно продуманное Andantino. Третья часть гипнотизировала своими пиццикато, создающими едва заметные волны, похожие на колыхание зреющей в поле пшеницы, и великолепной согласованностью медных духовых. Впечатление было подпорчено лишь непонятным дребезжанием дирижерского пульта. Затем Альтшулер убедил оркестрантов показать всю свою мощь и дисциплину, исполнив оглушительное финальное признание и триумфально завершив симфонию.

Дополнив и без того щедрую программу, музыканты сыграли на бис два фрагмента из музыки Глазунова к балету «Раймонда»: «Антракт» и «Большой испанский танец».

Дэвид Траслов