Полифония Курентзиса

В рамках сезона Великопостных концертов в Большом зале Филармонии выступил дирижер Теодор Курентзис. Вместе с камерным хором Musicaeterna Пермского оперного театра и Саратовским губернским театром хоровой музыки он исполнил Концерт для смешанного хора Альфреда Шнитке на стихи Григора Нарекаци из «Книги скорбных песнопений». Ученик легендарного Ильи Мусина, Теодор КУРЕНТЗИС, интерес к творчеству которого растет в Европе с каждым годом – однако он продолжает оставаться на посту худрука Пермского оперного театра, реализуя там самые смелые проекты, – рассказал музыковеду Владимиру ДУДИНУ о своих непростых отношениях с Петербургом.

– Вы впервые выступили в Большом зале Филармонии?

– Нет, мои дебюты здесь состоялись в 1990-е годы, когда я выступал и с ЗКР академическим симфоническим оркестром Филармонии, и с камерным оркестром. Позднее, в год 300-летия Петербурга, я приезжал сюда с Большим симфоническим оркестром, играл «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича и «Манфреда» Чайковского. С тех пор я не выступал здесь. Но выступление в этот раз было для меня трепетным.

Петербург – мой город, где я провел семь лет, здесь осталось много друзей. Правда, так получилось, что не все у меня сложилось здесь в творческом плане, не говоря о том, что не все друзья дожили до сегодняшнего момента. А тогда были прекрасные времена – богема 1990-х, в моем салончике собирался очень интересный альтернативный народ, вместе с которым мы мечтали о свободном городе...

Поэтому мне сюда очень тяжело было сердцем вернуться. Когда что-то очень сильно любишь, а потом идет что-то не так, это сопрягается с травмой. Петербург для меня – немного травматичный город, но от этого он не перестает быть самым красивым, самым роскошным, с большими возможностями. В принципе здесь все могло бы быть.

– Я помню, иногда встречал вас в конце 1990-х в коридорах Мариинского театра. С этим театром у вас были связаны какие-то надежды?

– Надежда, как известно, умирает последней. Но после смерти моего профессора Ильи Александровича Мусина я уехал, почувствовав свою нежелательность здесь. Я до сих пор удивляюсь, что мне все-таки удалось выступить в Большом зале Филармонии, потому что год назад мне было отказано в этой площадке и мне вместе с моим пермским оркестром пришлось выступать в Александринском театре. Я допускаю, что кому-то что-то может не нравиться, но, чтобы применять такие тоталитарные меры против человека, должна быть какая-то очень глубокая страсть. Я не очень понимаю, почему я такой ужасный?

– Возможно, в вас видят сильного конкурента?

– Да, но ведь мы живем в XXI веке! Получается полный маразм, какие-то китчевые оперные страсти XIX века... Тем не менее Петербург остается моим любимым городом, я здесь провел лучшие годы своей жизни. Здесь был мой профессор, который дал мне все, здесь я узнал самые радостные и самые печальные стороны жизни.

Когда началась моя карьера в Москве и я был нарасхват в музыкальном мире столицы, я планировал остаться жить в Петербурге, а работать ездить в Москву. Но в Петербурге мне никто не хотел помогать, у меня ничего не было, наоборот, всем хотелось, чтобы я поскорее отсюда уехал.

Когда в Москве ко мне пришел успех, оставаться здесь было уже невозможно. Еще меня всегда удивляло, почему в Петербурге игнорировалась информация о том, что происходит в Москве, в частности, в области академической музыки. Здесь всегда считалось, что только в этом городе может происходить все самое хорошее. В Москве доступа к информации сегодня намного больше, туда съезжаются все европейцы. Хорошая информация или плохая, но доступ к ней – очень важная вещь. У человека должна быть возможность увидеть все.

– Но в Москве другие финансовые возможности...

– Москва – менее красивый город, инфраструктура там тоже неважная. В Петербурге больше залов, больше всего остального, город настолько лучше, чтобы что-то делать. Но здесь есть сложность с новыми инициативами, здесь господствуют традиционные взгляды и установки. Вот был фестиваль Earlymusic, он есть и сейчас, но ему всегда было сложно пробиваться. Я помню, как непросто было убедить людей, привыкших слушать одно и то же, попробовать что-то другое. Будем надеяться, что когда-нибудь что-нибудь все же изменится.

Вообще я не люблю жаловаться – люблю радоваться. Я радуюсь тому, что в БДТ новый худрук, что хороший руководитель в Александринском театре, где появилась великолепная Новая сцена. Должен вам сказать, что на протяжении ближайших десяти лет вы будете наблюдать за тем, как начнет развиваться новое театральное сообщество.

– Новая сцена Мариинского театра при всех ее архитектурных несовершенствах, наверное, тоже из числа того, что вас должно радовать?

– Я вообще не ощутил проблем со зданиями в Петербурге. У вас в городе есть все для полноценной культурной жизни. Правда, в Большом зале Филармонии акустику, к сожалению, испортили после ремонта, а я хорошо помню прежнюю. Но главное даже не концертные залы, а то, какие артисты и зачем выступают, какая образуется репертуарная палитра.

Современная опера здесь не ставится, барочная опера не ставится. Есть ли здесь ансамбли старинных инструментов, если они вообще существуют? Когда мы услышим Моцарта на старинных инструментах, которого исполняют во всех цивилизованных столицах Европы? Здесь это если и живет, то только благодаря стараниям энтузиастов.

Сохранять издавна существовавшие традиции, конечно, прекрасно, но идолопоклонство не лучший путь. Невозможно представлять одно только консервативное искусство. Я – за демократию и свободный доступ к информации обо всем, что творится в мире. Должна восторжествовать полифония.
– Это так, но сейчас все настолько стремительно меняется, что быть бы живу, неизвестно, что подготовит нам завтрашний день.

– Когда мир сходит с ума, прогнозировать почти невозможно. Меня уже ничего не удивит. Мир стал неуправляемым как в России, так и на Западе. Мне страшно и как-то даже говорить об этом не хочется. То, что сейчас происходит, напоминает мне 1930-е годы. Как будто вековой цикл прошел. При этом все одно и то же. Страшно, что люди, цивилизация перестают развиваться, не учатся на своих ошибках. В теории есть все: написано столько книг и классических трактатов, столько раз люди обращались к одним и тем же проблемам и до сих пор все то же самое – войны, нарушения законов, зло. Страшно.

– Может быть, вы уже наметили свой следующий визит в Петербург?

– Это будет опера «Королева индейцев» Перселла, которую мы привезем на фестиваль «Дягилев. P. S.», но пока не знаем, в каком зале ее покажем.