Одна из специфических особенностей Международного фестиваля оркестров в Карнеги-Холле в последние годы – это то, что эти самые великие международные оркестры редко исполняют что-то кроме музыки, написанной в их стране. (Представьте себе американские оркестры, играющие на гастролях исключительно Копланда, Гершвина и Барбера.) Было бы приятно услышать, как, например, Мариинский оркестр играет Брамса.

Но когда великий русский оркестр приезжает в Нью-Йорк и играет великую русскую музыку с такой темпераментностью и властностью, как это сделал Юрий Темирканов и Заслуженным коллективом России в прошлую субботу – с этим тяжело поспорить.

Юлия Фишер исполнила Второй концерт для скрипки с оркестром Прокофьева, наиболее известный из двух его концертов для этого инструмента.

Без сомнения Фишер — способная скрипачка, она играет с естественной техничностью, стабильностью и изяществом. Но порой она бывает слегка холодна, как было и в субботу. Прокофьевский концерт – не вульгарный и не напряженный, все части его – в умеренном темпе, так что скрипач может легко отделаться небольшим стоицизмом.

Концерт открывает соло скрипки, начальные фразы – навязчивые, холодные. И Юлия Фишер тоже была сдержанна, дистанцированна, позволив грохотать вступлению басов, задававшему тон пьесе. Это было интересное начало, но по мере течения концерта, казалось, что это не столько осознанный выбор, сколько симптом обычной сдержанной игры. Начало второй части было более многообещающее. Мягкое вступление скрипки, сопровождаемое пиццикато струнных и стаккато кларнетов, – поразительно похоже на Ave Maria Шуберта, и Фишер исполнила свою партию с нежной почтительностью.

Правда в этой части не обошлось без происшествий – скрипачка постоянно находилась в опасности быть проглоченной, и хотя оркестр вовсе не подавлял солистку, она норовила исчезнуть в легчайшей зыби. Эта проблема вновь встала в хриплом финале, где она наконец-то засучила рукава, но всё ещё должна была бороться, чтобы быть услышанной. Темирканов и оркестр со своей стороны, могли быть более хулиганскими. Хоть этот финал – танец на три четверти, но всё же не благородный вальс.

Пулеметной свирепости, с которой Фишер отбарабанила последние быстрые пассажи, было достаточно, чтобы заслужить вызов на бис, и она едва ли могла выбрать что-то более удачное, чем финал соль минорной Сонаты Хиндемита. Открывающаяся двойными фигурациями, подобными водопаду, стремительная на всём протяжении, эта часть показала виртуозность скрипачки, скрытую в концерте.

Если Прокофьев Фишер был скрытный, то Рахманинов Темирканова – экспансивный. Характерные черты Второй симфонии – эффектность, протяженность мелодизма, были успешно переданы Темиркановым, трактовавшим каждый тон с любовной заботой. Оркестр обладал густой текстурой, которая придавала массивность сочному письму и позволяла дирижеру исполнить первую часть с широким, всеохватным жестом.

Скерцо было единственной частью, которая казалась совсем выключенной, это было лишь слегка - оркестранты играли с проворной грацией, делая её более похожей на кентер (медленный галоп), чем на галоп. Такой подход прекрасен сам по себе, но минимизировал контраст с медленными разделами, которые в конечном итоге звучали потерянно.

Третья часть вернулась к любовному чувству первой части, с небольшим оттенком меланхолии, не лежащем на поверхности, так что ошеломляющим чувством было одно только безмерное счастье. Соло кларнета, исполненное Андреем Лаухиным, было совершенно – мелодия, казалось, длится вечно, и Лаухин ласкает ее, приводя к созерцательному завершению. Здесь, как и в первой части, Темирканов – эксперт в передаче длинного дыхания рахманиновской мелодики. Из своего скромного начала это Adagio разрастается до гигантского размера, и оркестр поёт с силой, подобающей партитурам Голливуда. 

Музыканты еле успели перевернуть страницы в партиях, как Темирканов уже перескочил в начало финала, который был сыгран с броским волнением, необходимым для создания образа смелого, упругого, но никогда не выходящего из-под контроля. Концовка, в частности, могла стать сумасшедшим броском финишной прямой, но Темирканов проявил достаточно сдержанности, чтобы сделать ее скорее героическими шагами, чем неистовой схваткой.

Первый бис – Salut d’Amour Элгара в авторской транскрипции (оригинал – для скрипки с фортепиано) – был исполнен Темиркановым со всем романтическим вкусом Фрица Крейслера.

Русские музыканты завершили вечер фрагментом из балета Стравинского «Пульчинелла». Темирканов призвал первого контрабасиста для этого помпезного, бестолкового выступления, дополненного громогласным тромбоновым скольжением.